- О Господи, - выдохнул Цуна.
Реборн перестал начищать пистолет (с каких-то пор для Цуны это и впрямь превратилось в самую обычную рутину всякого уважающего себя киллера) и косо взглянул на него из-под шляпы. По телевизору крутился бейсбольный матч, от которого его репетитор, видимо, ужасно не хотел отвлекаться. Вот сейчас страйк дали команде, за которую они, с легкой руки Ямамото, болели всей Вонголой.
...Человек - странное существо. О чём только не думает за три секунды перед смертью, вызванной изничтожающим приступом стыда и паники.
- О Господи, - потрясенно повторил Цуна и сполз на корточки, в отчаянии накрываясь самоучителем итальянского языка: хотел засунуть в чемодан, да не успел. - Реборн, пристрели меня!
- Если у них будет страйк-аут, ты и впрямь получишь, Цуна.
Да уж. Когда что-то подобное на полном серьезе заявляет подросток лет одиннадцати, который, к тому же, по-прежнему отказывается выписываться из гамака в твоей комнате, это не может не впечатлять. Тут даже не хватило сил возмутиться, что на его жизнь влияют какие-то бейсболисты, которые находятся на другом континенте и которым он уж точно никак не может помочь. Напротив, сейчас для Цуны пуля промеж глаз стала бы лучшим средством против удушающего осознания следующего факта:
Он. Забыл. Про свидание.
- Ой-ой-ой, - тоненько простонал Цуна и прижал самоучитель к груди, нервно раскачиваясь на полу. Он бы, наверное, даже прослезился от досады, да только Реборн смотрел на него, как на какого-нибудь извивающегося червяка, - слегка недоуменно, внимательно и очень осуждающе. - Что же я наделал!..
- Цуна. Или говори, к чему такая паника, или я разволнуюсь попусту и случайно нажму курок.
- Это всё Кёко-чан, - вот, он произнес ее имя. От этого сердце мигом провалилось куда-то в желудок. Он, кажется, даже звук услышал: как будто бильярдный шарик загнали в лунку. Будум! - Еще с неделю назад мы договорились встретиться. Ну, ты же понимаешь: встретиться в кино. А потом умер дедушка, приехали остальные, начали требовать всякое. Надо было отказаться от титула, тьфу ты, в смысле, отказаться или принять его. Ну я и... и принял, вот только...
Цуна внутренне содрогнулся, вспоминая свою кухню, заполненную серьезными, взрослыми людьми, которые смотрели на него и требовали ответа. И Сквало с этим его раздраженным фырканьем, и Дино, который смотрел на Цуну, как-то очень взволнованно сдвинув брови, и довольную улыбку Бельфегора - в смысле, еще более довольную, чем обычно... Да ему в жизни никогда не было так страшно! И когда он, едва ворочая языком, выдавил своё: "Буду", из его головы выветрилось всё: не только свидание, но даже и смерть Девятого.
- Вот только свидание-то было сегодня, Реборн! - простонал Цуна и схватился за голову.
Как же ему было стыдно, а ещё до слёз обидно и грустно, будто бы всё замечательное, что только могло произойти с ним и с Кёко, будет уже не с ними, не про них!.. Он же теперь - Десятый босс семьи Вонгола. Он собирает вещи, чтобы улететь в Италию. Через несколько дней будет церемония, и ему предстоит при помощи Гокудеры и его любимых итальянских ругательств продираться через весь этот непонятный, запутанный и некрасивый язык...
"Ну почему я раньше её на свидание не позвал! - бессильно разозлился на себя Цуна и рывком поднялся на ноги, выронив с коленок самоучитель. - Ну почему не решился! Мы бы могли хоть немножко времени провести вместе. А вдруг бы даже поцеловались!.."
- Никчемный Цуна, ты даже с женщинами общаться не умеешь, - заметил Реборн - показалось, или и впрямь с улыбкой? А его это как будто бы забавляло! Вот... вот же гад! - Учти, дама заслуживает знать, если между вами все кончено. Я не говорю уже о том, по какой причине.
- Сам знаю! - нервно отозвался Цуна, продевая руки в рукава схваченной со стула куртки. Должно быть, Занзас был бы очень недоволен тем, что он не скорбит по Девятому вместе с остальными, а вместо того убивается по девочке... Да только к Девятому Цуна еще вернется, и будет сидеть там, где когда-то сидел он, и смотреть на его портрет, и тосковать по его теплым сухим рукам, которые так хорошо помнил из детства.
А вот с Кёко у них больше ничегошеньки не случится.
- И куда ты, в таком случае, намылился? - с искренним интересом спросил Реборн, даже отложивший пистолет. Ну и пусть думает, что хочет.
- К Сасагаве! - уже из коридора выкрикнул Цуна и лишь на момент задержался, дергая плечом, чтобы натянуть на него сползший рукав, - Скажи маме, что я ненадолго, Реборн!
Снаружи было свежо, прохладно; воздух холодил горящее от жара лицо. Он даже немножко замерз, пока бежал: надо было шарф поддеть под воротник и взять перчатки, вот дурак-то. Сегодня времени хватало для всего: и для горя, и для паники, и для серьезных решений, и даже для улыбки (Гокудера со Сквало вдруг сцепились не на шутку, а Ямамото разнимал их с совершенно счастливым лицом, и Цуна почему-то подумал, что он этого очень ждал, - наверное, всегда хотел, чтобы два очень близких ему человека вдруг нашли для себя друг друга, а он при этом был рядом).
Не хватило времени лишь для для Кёко.
"Я решил, что стану боссом, потому что хочу защитить их всех, - подумал Цуна, заворачивая на уже знакомую улицу, где стоял дом семьи Сасагава. Его сердце наполнилось теплом - как и всегда, когда он вспоминал лица своих Хранителей и союзников. - Я не хочу, чтобы им грозила опасность, не хочу, чтобы их преследовали, потому что когда-то они были связаны с кольцами Вонголы. Но если я не могу просто хотя бы помнить о Кёко, то какой из меня Десятый?"
Но всегда, когда его решимость угасала, он переживал необъяснимый подъем. Знать, что все закончится прямо сегодня, было горько, но... Цуна вдавил палец в кнопку звонка и, оттрезвонив секунду или две (наверное, где-то тут пролегала граница между вежливостью и настойчивостью), тут же спрятал ладони в рукава и поднес их их к лицу, чтобы подышать на замерзшие руки.
Как и тогда, когда он рассказывал Кёко о мафии, Пламени и Бьякуране, он вдруг испытал удивительное спокойствие. Сейчас ему тоже предстоит много говорить. Объяснить про дедушку, про Италию и про свидание...
"Я сделаю то, что должен. - Цуна подумал, как попросит прощения или даже произнесёт вот то самое... И, невзирая на тяготы минувшего дня, всё внутри замерло от ужаса и какого-то приятного ожидания разом. - Ну... Или, может быть, чуть-чуть больше".