Здание мрачной громадой возвышается над обнесённым забором пустырём. Ночь полнится звуками и шорохами. Цуну трясёт от одной только мысли о том, что придётся идти туда — сквозь дыру в заборной металлической сетке и в здание, где когда-то жили десятки заключённых, а теперь нет никого, кроме, разве что, бродячих котов. Реборн сказал: это — тренировка, а значит, увильнуть не получится, и всё же, Цуна не понимал днём, не понимает и теперь, чему может научить ночь в тюрьме, с фонариками и коробкой, наполненной каким-то хламом. Незаконному проникновению на чужую территорию?

— Ну всё, пока, — жизнерадостно заявляет Реборн, выталкивая Цуну из машины и пихая злосчастную коробку ему в лицо. Дождавшись, когда из машины выберутся Ямамото с Гокудерой и пролезут на ту сторону, он издевательски машет рукой, и Бьянки сдаёт назад. Шуршит гравий под колёсами её машины — будто заранее их отпевает. Цуна готов отпеть себя сам, если можно будет не идти в это здание и не торчать там до самого утра. Он уже думал об этом: просто сесть на пороге и к возвращению машины притвориться страшно занятым, но практика неоднократно показывала: обманывать Реборна бесполезно.

— Что нам с этим барахлом делать-то, — ноет он, сгружая дурацкую коробку на щербатые ступени и бесцельно ковыряясь в ней одной рукой. Фонари Реборн дал им нормальные, новые, с запасными батарейками, но всё остальное больше походило на набор юного сыщика. Играть в сыщиков Цуна не собирается, пусть Реборн сам страдает этой фигнёй!

А ещё он не собирается идти первым и нерешительно топчется, делая вид, что поглощён изучением содержимого коробки. Какие-то пульты, старые плёночные диктофоны, палки — Цуна видел такие в кино, там их называли «химсветом». Может, Реборн пошутил? Не мог же он на полном серьёзе бросить их троих здесь в одиночестве! Да мог, вообще-то. Всё, что не может сделать обычный человек, может Реборн. Его непоколебимая вера в то, что Цуна со всем справится, иногда и правда помогала — позволяла чувствовать себя чуть увереннее, но в данный момент Цуне кажется, что его просто ненавидят, причём, все: Реборн, Бьянки, даже Ямамото с Гокудерой, иначе зачем они согласились на эту авантюру, почему не поддержали его, когда он пытался откосить, убедить Реборна, что тот перегибает? «Тоже мне, друзья», — думает он, оставляя коробку в покое и нервно озираясь.

Реборн дал им с собой план здания, распечатанный на двух листах А4, эти бесполезные бумажки тоже лежат в коробке. Гокудера умный, он разберётся в этих линиях и чёрточках, а Цуна и без них прекрасно заблудится, ни к чему усложнять себе жизнь. Чтобы хоть чем-то занять руки, потянуть время, он проверяет фонарь: тот исправно работает, вспыхивая крупным пятном белого света.

«Не хочу туда идти. Не хочу не хочу не хочу!». А придётся. Да ладно, что, в конце концов, с ними может случиться? Ну наткнутся на какого-нибудь пьяницу или наркомана, который залез в здание, чтобы погреться и переночевать или помыться — Реборн сказал, что здание не обесточили, вода и свет есть, нужно только найти генератор и включить. А уж с пьяницей Ямамото с Гокудерой как-нибудь справятся, да и Цуну после всего пережитого куда больше пугал какой-нибудь Хибари Кёя, чем случайный человек, с которым им, в общем-то, делить нечего. Даже драться необязательно — достаточно вежливо извиниться и разойтись.

А призраков не существует. Не существует ведь? Может, Реборн устроил в здании какую-нибудь подлянку? С него станется напичкать всю территорию тюрьмы примитивными, но действенными ловушками или самому забраться в неё через пару часов и начать их пугать уханьем и флюоресцентным свечением летающей простыни. На такое Цуна не купится! Ничего не произойдёт. В конце концов, Реборн не требовал исследовать всё здание, достаточно найти какую-нибудь удобную комнату и там засесть. Правда, Реборн забрал у них телефоны с загадочным замечанием: «Для вашей же безопасности», но наверняка просто хотел повыделываться и туману нагнать. Он любит запугивать Цуну, и Цуна эту его мерзкую черту терпеть не может.

В коробке лежат рации — об этом Реборн тоже упомянул, заставляя их сложить телефоны в бардачок машины, — но Цуна всё равно не умеет ими пользоваться. Да и толку с них? Он скорее умрёт, чем разделится с Ямамото и Гокудерой. Остаться одному в пустой тёмной тюрьме… Это ужасно! И даже если они включат свет, им ни к чему разделяться. При свете вовсе не становится спокойнее, если знаешь, что на километр вокруг нет ни единой живой души, не считая гипотетического пьяницы.

— Может, не пойдём? — с надеждой спрашивает он, нервно щёлкая фонариком. — Тут посидим.

Вообще-то, на улице прохладно, а курток хитрый жук Реборн им не оставил — будто знал, что Цуна захочет остаться торчать на улице. Да почему «будто», точно знал! Чтоб его! И ветер такой промозглый, осенний, а в коробке нет ничего, что помогло бы согреться, сплошь всякая рухлядь.